Гена и героин....

С 2011 г. в программе реабилитации наркозависимых «Исток» Минского областного клинического центра «Психиатрия –наркология» работает социальный работник (консультант) Геннадий. При его поддержке укрепились в желании отказаться от наркотиков десятки клиентов программы заместительной терапии,  обрели трезвость сотни выпускников программы «Исток», пришли в сообщество «Анонимных алкоголиков и наркоманов» тысячи страдающих зависимостями. О его судьбе и помощи людям – в репортаже журнала «Имена».

 

Автор статьи: Вячеслав Корсак

Оригинальная статья: http://imenamag.by/gena-i-geroin

 

Геннадию 63 года. Его крепкие запястья покрыты татуировками: луковицы церкви, якорь, карточные масти. Есть татуировки у минского пенсионера и на груди, животе, плечах и предплечьях. Как рассказывает Геннадий, татуировки всегда бросаются в глаза незнакомцам. Заметив их в общественном транспорте, пассажиры закрывают молнии в сумках и уступают Геннадию место. Сам же пенсионер признается, что вернись он сейчас в прошлое, вряд ли стал набивать наколки. Хотя без татуировок он бы не познакомился со своей женой, а еще его жизнь была бы совсем другой. Если бы не продолжительная дружба с алкоголем и героином он бы точно не стал работать консультантом в обществах анонимных алкоголиков и не оказался в Минском центре наркологической и психологической помощи, где сегодня подрабатывает дворником.

— Я родился в небольшом поселке городского типа близ Минска — в Руденске, — говорит Геннадий. — Наша семья состояла из шести человек: пять братьев и одна сестра. Я — самый младший. Мои родители были уважаемыми людьми в поселке. Отец военный, две войны прошел: в 1939 году с Финляндией и Отечественную. А мать четыре класса закончила в Минске, училась у Якуба Коласа. Вспоминала, что он был высоким и размаўляў па-беларускі: «добры дзень, дзеці» (улыбается). После войны отец стал работать по своей основной профессии — агрономом. Мать была бухгалтером в сельпо, а потом осталась в сельпо уборщицей. Мы помогали отцу по хозяйству. Кроликов держали, грядки пололи. Сейчас никого из семьи не осталось, я один. По причине алкоголизма умерли два брата и сестра.

40 лет назад Геннадий впервые попробовал наркотики. Сейчас он работает дворником в центре наркологической и психологической помощи.Фото: Егор Бабий, Имена.

Хоть детство Геннадия и пришлось на послевоенные годы, он вспоминает его веселым и счастливым: «играли в войну, гоняли голубей, дрались улица на улицу, в футбол играли все время». А кроме этого в жизни всегда был алкоголь. Он стоял на столе по праздникам и без привязок к памятным датам. Алкоголь пили все и много. Геннадий тоже решил попробовать после 8 класса и выпил на выпускном с другими ребятами водку. Парень отметил про себя, что ему понравилось.

Служили у нас парни со всего Союза: и грузины, и осетины. Они и доставали таблетки.

— Долгое время я контролировал себя, — вспоминает Гена. — Пили в основном в выходные дни, на танцах. Я уже другим был под воздействием алкоголя: смелее, красивее, умнее. Так мне казалось. С этого момента и началась моя новая жизнь. Вспоминаю свое первое похмелье. Мы как-то перепили, и наутро было плохо. Ребята притащили алкоголь, а я смотреть не мог, тошнило при одном виде. А они говорит: «Чем заболел, тем и лечись». Я сквозь зубы, чтоб ребят поддержать, выпил рюмку, и мне полегчало. Стал с того момента пить каждый день и хулиганить.

Геннадий пил, как и все его окружение. Но в отличие от других пить Геннадию нравилось. А когда он не пил, то становился злым и готов был ударить человека, чтобы забрать у него деньги на алкоголь. Пил Геннадий в родной деревне, а потом и в украинском Артемовске, куда поступил в училище на георазведку. «Пил каждый день, не было дня, чтобы не пил» — признается пенсионер. Беспробудно пил он и на практике в курорте Моршин во Львовской области. А потом и в армии — в учебке в Печах, где за нарушение режима стал регулярно попадать на гаупвахту.

После шести месяцев службы в учебке Геннадий попал по блату в Марьину Горку, в танковые войска. В то время там служили парни со всего Союза. Именно в танковых войсках 22-летний Геннадий впервые попробовал наркотики. На дворе стоял 1975 год. Конечно же, никаких наркотиков официально в СССР не существовало, как не было в Советском Союзе секса и бездомных.

— В армии я попробовал «барбитуру» — таблетки, которые меняют сознание, — вспоминает Геннадий. Было это в самой части. Служили у нас парни со всего Союза: и грузины, и осетины. Они и доставали таблетки. Там же я впервые попробовал марихуану, но мне она зашла, как обычная сигарета, ничего не почувствовал. Это было в те годы, когда у нас не было наркомании и секса. Но о наркотиках люди, конечно, знали. Правда, в узких кругах, и информацию не распространяли среди компании. Наркотики стоили больших денег. Еще до армии я знал, что «чистоган», морфий был в Советском Союзе. И он шел от работников системы здравоохранения.

Геннадий впервые попробовал алкоголь в 16 лет, и ему понравилось. После этого он познакомился с миром наркотиков.Фото: Егор Бабий, Имена.

После армии жизнь Геннадия пошла по наклонной. Будучи пьяным, он сломал человеку челюсть и получил пять лет тюрьмы за нанесение тяжких телесных повреждений. Именно в белорусской тюрьме в эпоху брежневского застоя Гена узнал о потаенном мире наркотиков.

— В белорусских тюрьмах, в основном, шла барбитура, — рассказывает пенсионер. — Там еще не покалывались внутривенно. Ели таблетки: ноксирон, кодеин и барбамил. От них кайфуешь, но при этом соображаешь. По сравнению с алкоголем, эффект тяжелого наслаждения испытывал. Вот встать, например, со стула не можешь. Дозировку не знаешь ведь, а мне все хотелось больше. Например, нужно три таблетки, а я пью шесть. Голова вроде работает, а встать не могу. Как таблетки попадали в тюрьму? Например, ты вольнонаемный (работаешь в тюрьме — прим. авт.), а у меня есть канал, чтобы достать эти таблетки. Я тебе засылаю письмо, плачу деньги, тебе приходит бандероль, приносишь ее ко мне в зону, где работаешь. Таблетки можно спрятать втихаря, тебя не шмонают. Вот так было в местах лишения свободы.

Все татуировки Геннадий набил себе во время первой отсидки в белорусской тюрьме. Теперь, по его словам, из-за татуировок ему часто уступают место в общественном транспорте.Фото: Егор Бабий, Имена.

После первой судимости Геннадий перебрался в Ташкент, где жил один из его родных братьев. Оказавшись в столице Узбекистана в 1980 году, Гена устроился в автопарк и стал работать автослесарем. Белорус искал новых знакомых и обживался. Но главное, что его поразило в Ташкенте, — это то насколько свободно в советском городе ходили наркотики.

— Когда я приехал в Ташкент, сразу увидел малыша, который вез лепешки, — говорит пенсионер. — Узбеков мы называли «бабаи», а этот маленький бабаенок шел с косяком. Марихуану курил и вез продавать лепешки (смеется). Вот там я впервые и попробовал восточную марихуану. Первая война с Афганистаном шла, и перекидывались из Афганистана вместе с «грузом 200» наркотики. В Ташкенте вообще не было проблем с коноплей. Она росла везде. Заходишь в чайхану — кальяны стоят, обкуренные все бабаи кайфуют.

Прикинь: я оказался среди контингента, где 50% — наркоманы.

Геннадий не долго побыл на воле, и в 1981 году вновь оказался в местах лишения свободы. На этот раз все было очень серьезно. «Я был пьян, и человек сказал при мне „е* твою мать“. Меня перемкнуло, подумал, что он родителей оскорбил. Взял нож и пырнул». Человек остался жив, а Геннадию дали пять лет строгого режима.

— Я попал на полуостров Мангышлак, город Шевченко, Казахстан. Это треугольник выращивания наркотиков. Ну, прикинь: рядом Афганистан, Узбекистан, Туркменистан. И я оказался среди контингента, где 50% — наркоманы. И вот на этом полуострове я впервые в течение пяти лет употреблял героин. Когда нас привезли в зону, хозяин пришел и говорит: «Вы попали в зону преступного мира». И это действительно было так. Там курили марихуану, гашиш, и никто тебя за это не гонял. Я узнал всю структуру этого мира. Стал употреблять наркотики, и они мне понравились. Стакан мака стоил на те времена 50 рублей — большие деньги, полполучки месячной учителя или инженера. А у нас на полуострове были урановые рудники. Я за месяц на нем зарабатывал 700–800 рублей. 50 рублей даешь, чтобы втроем уколоться один раз. Сварить «чернягу». Я посчитал, что за время отсидки «проколол» три новеньких «Жигули». И, прикинь, тогда никто не думал о СПИДе. Стеклянные были шприцы, а на 300 наркоманов три иглы. Заточил иглу, спичкой наколил, чтобы не заразиться, и вмазался.

Геннадий смог завязать с наркотиками и алкоголем лишь после того, как оказался в обществе анонимных алкоголиков.Фото: Егор Бабий, Имена

В 1986 году Геннадий вышел на свободу и перебрался в Минск. Одно время он обитал на блатхатах, а потом познакомился с женщиной — выпускницей филфака, которая окончила БГУ с красным дипломом У женщины было двое детей, а еще ей нагадали, что ее муж будет казеным человеком. Она решила, что встретит военного, а повстречала зэка. Но гадалка не ошиблась. В 2016 году исполнилось тридцать лет, как выпускница филфака и бывший заключенный живут вместе.

— Благодаря этой женщине я оказался в хорошей теплой среде, — рассказывает Гена. — Я закодировлся, и за 11 месяцев трезвости у меня родилась прекрасная дочь. Мы ходили в театры: Янки Купалы, музкомедии, оперы и балета. И вот я впервые посмотрел «Лебединое озеро» Чайковского, о котором в зоне говорили, что он «пидер». А музыка его в «Лебедином озере» меня тронула, ты понимаешь! И я на людей смотрел — все приходили трезвые. У меня поменялось мышление, что не все пьют. Но как личность я не менялся.

Стеклянные были шприцы, а на 300 наркоманов три иглы.

Гена развязывался, кодировался и снова развязывался. Пока наконец в 1991 году не попал в общество анонимных алкоголиков Станислава Коврова. Гена слушал истории людей и узнавал в каждой из них свою личную. «И меня это зацепило. Я остался трезвым и узнал всю правду о зависимости. Вот уже как 26 лет я не употребляю ни наркотики, ни алкоголь. И моя жизнь поменялась на 180 градусов. Разве я мог мечтать, что у меня будет работа, семья, а сам я буду помогать людям? Тоскливо, что лучшие годы своей жизни провел в тюрьмах. Я был рабом наркотиков и алкоголя. Они ломали меня, как хотели, гнули, использовали. Как личность я был как тряпка половая, пока не проснулся и не признал свое поражение».

Геннадий 26 лет не пьет и не принимает наркотики. Он уверен, что бороться с зависимостью можно только с учетом уважения человеческой личности.Фото: Егор Бабий, Имена

Жизнь Геннадия изменилась кардинально. Он стал работать консультантом в обществах анонимных алкоголиков, сотрудничать с некоммерческими организациями, делиться историей собственного пути с наркозависимыми, а также ездить по Европе и наблюдать за тем, как сражаются с наркопотреблением в странах Запада.

Тоскливо, что лучшие годы своей жизни провел в тюрьмах. Я был рабом наркотиков и алкоголя.

— В любой цивилизованной стране за употребление наркотиков не садят, — рассказывает пенсионер. — А у нас, если на сегодняшний день у тебя нашли шприц, отправят за решетку. В Швеции все по-другому. Если ты не хочешь бросить наркотики — потребляй. Не в состоянии употребить сам — тебе помогут полицейский, социальный работник или медик. Выпишут лекарство, дадут жилье. Но только, чтобы ты сидел дома и не приносил обществу вреда.

В Европе проводят политику свободы человека и его личности. Человек все равно должен оставаться человеком, и ему нужна помощь. У нас же тюрьмы и лагеря переполнены людьми, которые сидят за употребление. Поэтому люди уходят в подполье, и непонятно, что они в этом подполье употребляют. От спайсов вот умирают. В СССР за наркотики не давали такие большие сроки, как сейчас.